Политика России

Имеющих целью склонить его к посылке своих войск в Европу, сэр Грей, по-видимому, не нашел никаких возражений против заключения подобного соглашения и в «принципе относится к нему благопри­ятно»19. В то же время русский посол в Токио сообщал, что мысль о более тесном политическом соглашении между Россией и Япо­нией «встречает в Японии поддержку в печати и в политических кругах». В свою очередь японский посол в Петрограде барон Мотоно в беседах с Сазоновым «несколько раз возвращался к этой теме, высказываясь за заключение политической конвен­ции между Россией, Англией и Японией»20.

Развивая далее мысль о наступлении благоприятного момента, Сазонов отмечал, что, по его впечатлениям, в Японии озабочены возможностью германского реванша и уже теперь обсуждают политические комбинации, которые гарантировали бы от такой возможности. «По-видимому, — добавлял он, — там желают при­нять участие в комбинации, которая лишила бы Германию свобо­ды действий»21. Именно такой комбинацией представлялся Са­зонову Четверной союз в составе России, Франции, Англии и Японии. Министру иностранных дел казалось также вероятным, что японцы опасаются возможного расторжения их союза с Англи­ей. Подобное развитие событий имело бы, по его мнению, пагубное влияние на их отношения Читать далее →

Ясно, что в таких условиях становился невозможным даже среди господствующих классов. Не случайно, заметил Шульгин, профессор Левашев, призывавший к забвению внутренних распрей и партийных склок, тут же объявил, что его фракция будет бороться с блоком всеми имеющимися в ее распо­ряжении способами. Ясно, что правые мыслили такой «мир» не иначе, как беспрекословное повиновение существующим властям на базе своей внутриполитической платформы, т.е. сохранения самодержавного режима в его квазиконституционной форме; либералы — при условии осуществления их программы «внутрен­него умиротворения», отраженной в декларации «Прогрессивного блока». И хотя «милые дружки», по выражению В. И. Ленина, черносотенцы и либералы, обменивались взаимными упреками и обвинениями, создавая подчас видимость острейшей борьбы по вопросам внутренней политики, в области внешней политики они стояли в основном на одинаковых позициях, поддерживая правите­льственный курс в надежде общими усилиями довести войну до победного завершения. Никакого «разрыва между ними в этом отношении не произошло. Напротив, желание выиграть войну удерживало их в рамках единого буржуазно-помещичьего блока, и «желтого» и «черного». Кризис «верхов» проявлялся главным образом в области внутренней политики.

Он на указанном совещании, по существу, отмол­чался, ограничившись заявлением о том, что он не имеет соот­ветствующих инструкций и что присутствие японских войск на русском фронте, насколько ему известно, признается царским правительством нежелательным36. В тот же день в беседе с Бенкендорфом по тому же предмету, но уже без участия фран­цузского посла Грей на прямой вопрос, как он отнесся бы к заключению русско-японского союза, ответил, что он «не усматри­вает неудобств» в соглашении между Россией и Японией, но отдает предпочтение Четверному союзу37. При этом британский министр заметил, что пока это только «самый предварительный ответ», так как он хотел бы еще подумать и, кроме того, считает более практичным обсудить данный вопрос совместно с Делькассе. «Как видите, — резюмировал Бенкендорф, — Грей долго распро­странялся о взаимоотношениях, которые создают оба договора для России и Японии (договор 5-го сентября 1914 г. и англо-япон­ский союзный договор 1911 г. — В. В.).
Лично он склоняется в пользу заключения после войны Тройственного союза. Так же бла­госклонно относится он и к Четверному союзу, но возможно, что он опасается, что трения между Японией и Соединенными Штатами не будут способствовать возобновлению англо-японского союза»38.Дело, таким образом, не только Читать далее →

Таким же казенным оптимизмом отличалась и, считавшего своим долгом засвидетельствовать, что рус­ский флот в сотрудничестве с союзными флотами с честью выпол­няет возложенные на него задачи, что он «обеспечен всеми необхо­димыми боевыми припасами, материалами, предметами вооруже­ния и топливом» и находится «в полной боевой готовности»37.

В радужном свете обрисовывал положение и министр финан­сов П. Л. Барк, заверивший депутатов Думы и членов Государ­ственного совета в том, что России не угрожает финансовый крах. Она выдюжит войну, которая должна быть выиграна во что бы то ни стало38. Министру финансов вторили правые Госсовета. Поло­жение России — экономическое и финансовое, утверждал В. И. Гурко 1 апреля 1916 г., не такое уж тяжелое, как о том гово­рят некоторые ораторы. Трудности войны обрушились не только на Россию, но и на другие великие державы, и наше положение ничуть не хуже остальных. Главное наше преимущество — естест­венные богатства. А их война разрушить не может. Правда, Россия потеряла наиболее развитые в промышленном отношении губер­нии. Но ведь то же самое произошло с Францией, и тяготы войны в равной степени испытывают все великие державы, причем другие, пожалуй, больше, чем Россия39. Отсюда вывод: борьба до одоления врага.

Упомянув об, содержавшейся в речи Сазонова, Ковалевский находил своевре­менным и уместным высказать некоторые соображения относитель­но русской внешней политики и речи министра иностранных дел «независимо от внешних проявлений личного сочувствия к нему, сделанных в первый день заседания Думы». Эта необходи­мость, по мнению названной фракции, вызывалась, помимо всего прочего, тем, что события, о которых говорил Сазонов, еще в ноябре 1915 г. встречали в бюджетной комиссии Думы «несколько иное отношение», чем официальная оценка. Иное отношение было к ним также в минувшем году со стороны прессы и общества. За истекший год, отметил оратор, мы испытывали ряд достаточно чувствительных ударов в этой области и могли научиться более осторожно подходить к переживаемым событиям. Эта осторожность заставляет несколько скептически отнестись к картине, нарисованной министром иностранных дел, и указать на ряд «серьезных промахов», допущенных русской диплома­тией и военными агентами, состоящими при дипломатических миссиях2.

Один из упреков в адрес дипломатов и военных атташе сводился к тому, что ни в мирное, ни в военное время они не могли парализовать германское влияние в нейтральных странах. Наиболее рельефно это обнаружилось на горьком опыте Бельгии, в странах Балканского полуострова, а также в Польше и Персии.

При этом рекомендовали правительству следовать примеру доблестных со­юзников (прежде всего Англии), «которые при всей необходимости отражать врага, при всей необходимости вести войну до конца тем не менее мудро и разумно берегут свои войска, дабы к моменту заключения мира не быть окончательно обессиленны­ми»64. В противном случае России придется недосчитаться многого из того, на что она имеет виды.

Особое беспокойство правых вызывала судьба соглашения с союзниками о Константинополе и проливах, соглашения, о кото­ром говорил Милюков на заседании Думы И марта 1916 г., передавая его содержание «со слов» английского политического обозревателя доктора Диллона. Категорически отвергнув идею нейтрализации проливов, в том числе и «частичную нейтрализа­цию» (только Дарданелл), возможность которой будто бы до­пускал лидер кадетов, Марков заявил, что такое соглашение никоим образом удовлетворить Россию не может. «Русскому народу нужно не обманное, не лицемерное частичное разрешение вопроса о проливах, ему нужен полный, безусловный, навсегда свободный выход в Средиземное море, и этот выход должен быть сделан без всяких экивоков и недоговорок»65.

Вся, все его дела и помыслы, гласила декларация, будут подчинены решению этой главной и основной задачи, начертанной монаршей волей. Повто­ряя давно пущенные в оборот «идеи», премьер снова призывал к поддержанию «внутреннего мира». Апеллируя к «здоровому патриотизму» Государственной думы и населения страны, Штюр­мер выражал надежду, что «народное представительство» при­соединится к правительственной точке зрения24-25.

Перед лицом внешней опасности и монаршей воли довести войну до победного конца «смолкают все споры» — формулировал свое требование «переформированный» царский кабинет. По сути дела, это было повторением того, о чем говорил замшелый кон­серватор Горемыкин на «юбилейной» сессии Государственной думы 19 июля 1915 г. И тогда было сказано, что война грозит затя­нуться и требует новых усилий и жертв, что правительство готово идти на них «без всякого колебания», избрав этот путь «не иначе, как в полном единении с законодательными учреждениями» в це­лях скорейшего одоления врага26. Единение же понималось как беспрекословное повиновение повелениям императора, переда­ваемым через председателя совета министров, отказ от законода­тельной инициативы, штамповка правительственных актов и бюро­кратических «предположений» военного и финансового ведомств и, несомненно, ведомства внутренних Читать далее →

Коснувшись затем, Ми­лютин заметил, что и там дела у русской дипломатии «еще не налажены как следует». Это было отражением стремления либе­ральных кругов буржуазии форсировать процесс сближения с мощной заокеанской республикой не только в области торгово — экономической, но и политической. Высказывалось также по­желание об установлении более тесных и более регулярных кон­тактов со странами Латинской Америки, в частности с Аргентиной, Боливией и некоторыми другими путем обмена соответствующими представительствами (дипломатическими и консульскими), что должно было «способствовать уничтожению торгового посредни­чества германцев». С той же целью освобождения от посредни­ков» (и не только германских) признавалось необходимым и своевременным увеличение числа консульских представительств в Канаде и штатных консульств в Лионе, Бергене, Венеции, Милане, Порт-Саиде и других пунктах.

Значительная доля критики ведомства Сазонова была посвя­щена в выступлении Милютина кадровому вопросу и «начертанию» в связи с этим стоящих перед ним задач. Он упрекал Министерство иностранных дел, в первую очередь его заграничный аппарат, за устоявшийся в нем дух консерватизма, за устаревшие методы работы, за леность и слабую подготовку его чиновников, особенно за незнание, непонимание и неумение отстаивать Читать далее →

Она ускорила начало переговоров о заключении русско-японского союзного договора. 1(14) февраля

1916     г. барон Исии телеграфировал своему послу в Петрограде о том, что японское императорское правительство, «принимая во внимание предложение русского правительства относительно сбли­жения между Японией и Россией», подтвержденное во время мис­сии великого князя через представителя российского МИДа Каза­кова, подвергло обсуждению политику Японии, в том числе на пос­левоенный период, и пришло к выводу, что «назрел вопрос о заключении официального договора, которым могли бы быть выражены особенно дружественные отношения между этими двумя государствами»81. «Высочайшая санкция» японского императора для начала соответствующих переговоров должна была после­довать днем позже, после чего Исии намеревался без промедления направить барону Мотоно подробные инст­рукции.

5 февраля 1916 г. Мотоно вручил Сазонову памятную записку, содержавшую официальное предложение японского кабинета вступить в переговоры о заключении русско-японского союз­ного договора, но предварявшую их рядом условий относитель­но некоторых нежелательных, с его точки зрения, моментов в русско-японских отношениях. (Речь шла о «некоторых мерах, Читать далее →

Это и высказал Милюков, подчеркнув, что никаких перемен, собственно, не произошло с: состав власти постоянно обновляется, «но все из того же ящика Пандоры»; небольшой маневр, а суть остается прежней, и сутью этой продолжает быть «внутренняя война», ведущаяся не русской общественностью, которая с самого начала общеевропейс­кого конфликта «сложила свое оружие», а правительственным лагерем. Внутреннюю войну ведут те, утверждал Милюков, кто вел ее раньше. Властью, словно нарочно, творятся вещи, отнюдь не соответствующие задаче привести страну и народ к решитель­ной победе. Первое условие победы, продолжал лидер оппозиции, умелая организация. Между тем правительство лишь дезоргани­зует страну и ее военные усилия. Сложившееся положение явилось неизбежным последствием того, «что война внешняя застала власть в процессе войны внутренней, еще неоконченной»107.

Правда, заигрывая с Думой и буржуазными общественными организациями, новый глава кабинета демагогически заявил, буд­то уже перед войной «наметились материалы для реального зако­нодательства» и партийные страсти привели к выделению ряда во­просов, на решение которых правительство было готово согласить­ся. Однако и теперь оно придерживается той же тактики, отделы­ваясь пустыми разговорами и посулами. Так поступал Горемыкин, по тому же пути следует и Штюрмер, поддерживая и поощряя атаки крайне правых Читать далее →